........................................Памяти Ниночки Второвой
Немцы вошли в Смоленск вечером 15 июля, отодвинув дивизии 16-й армии генерал-лейтенанта Лукина, имевший приказ Сталина об обороне этого города. Ночью с 15 на 16 июля немецкие войска захватили юг Смоленска.
Упорная борьба за Смоленск продолжалась еще долгое время. В занятой немцами северной части города велись ожесточенные бои. Особенно кровопролитные схватки происходили в районе кладбища и аэродрома, которые несколько раз переходили из рук в руки.
Но это было уже потом, а сегодня, 1 июня 41-го года светило яркое солнце и никто еще не знал, что ждет их в совсем близком будущем. Люди жили привычной жизнью, работали, сеяли хлеб, растили детей. По радио из репродукторов, установленных на привокзальной площади, звучала веселая музыка, в городском ЗАГСе регистрировали взволнованных молодоженов. Все было как всегда.
Ученица находящейся поблизости школы, в которой ее мама работала учительницей, Ниночка Второва, бойкая веселая девчушка с забавными косичками, торчащими в разные стороны как лапки новорожденного воробушка, проснулась рано. Почти неделю назад, 27 мая она на одни пятерки закончила четвертый класс. Начались летние каникулы. По договоренности мамы и ее сестры, тети Арины, она со своей старшей сестрой Ольгой должна была поехать отдыхать к ней в деревню, в 18 километрах от города. Мама должна была присоединиться к ним позднее через неделю, когда у нее начнется отпуск.
Ниночка любила деревенскую жизнь, обожала парное молоко, хлеб из печки, и прочие немудреные, но такие естественные радости. Любила ходить по вечерам встречать корову из стада, а в полуденный зной бултыхаться в речке, протекавшей прямо за их огородом.
Но радости не суждено было длиться так, как она длилась в прошлые годы, наступило 22 июня, и время с треском раскололось на «до» и «после», и туда, в милое светлое «до», уже никому не удалось бы вернуться даже во сне, потому что и в сны ворвались вой самолетов, визг осколков, и тот липкий страх неминуемой, казалось, смерти.
Этот день запомнился Ниночке в мельчайших деталях. Около 12 часов дня мама дала им, детям, только что принесенную из погреба землянику со сметаной. И в это время по черному репродуктору, прибитому к бревенчатой стенке, начали передавать выступление наркома иностранных дел СССР Молотова. Он сообщил, что Германия вероломно нарушила договор, перешла границу и начала военные действия против СССР. Кроме того, он сообщил, что утром 22 июня немцы бомбили Киев, Минск и другие города. Так началась война, и они все сразу же вернулись в город.
Города Ниночка совершенно не узнала: Это был совсем не тот, родной ее город, это было что-то чужое, зловещее. Жизнь в городе резко изменилась – началась паника, особенно когда над городом пролетали немецкие самолеты и сбрасывали бомбы.
Поползли слухи о шпионах, которых поймали в городе, о нападении на часового при воротах военного госпиталя. По призыву городских властей жители начали строить бомбоубежища. В их дворе тоже вырыли продолговатую щель глубиной два метра.
Появились беженцы из приграничных областей. От них Второвы узнали, что немцы на оккупированных территориях проявляют неслыханную жестокость. Мама с первых дней войны настаивала, чтобы они все эвакуировались подальше на восток. И они решились бросить всё, и бежать, бежать, бежать, лишь бы подальше от надвигающейся беды.
В ночь на 5 июля Второвы выехали из Смоленска в направлении на восток. Всю ночь поезд преследовали немецкие самолеты, но бомбы не попали. Когда они уже проехали станцию Сортировочную, то увидели большое зарево и поняли, что немцы разбомбили склады горючего на станции.
Поезд привез их в незнакомый город Иваново, в 300 километрах от Москвы. Москвы они не увидели, т.к. поезда шли в обход. Но и того, что они видели, хватило, чтобы понять, что дела на фронте плохи. Да и в Иванове настроения были не радужные, в городском парке, или как его называли по старинке, Куваевском лесу, спешно копали окопы, а на дорогах устанавливали противотанковые ежи. Город ночью как будто вымирал, глядя на враждебный ему мир темными зашторенными окнами.
Квартиру нашли не сразу, неделю ночевали на вокзале, но вот повезло, на самой окраине, в Минееве, рядом с военным аэродромом, сняли комнатушку в деревянном доме. Мама устроилась уборщицей в эвакогоспитале, Ольга ей помогала.
Полтора года прожили, а потом случилась беда: И мама Ниночки, и ее старшая сестра вдруг заболели и скоро одна за другой умерли, и Ниночка осталась одна в чужом городе без пропитания. А тогда были карточки: нет карточек – помирай. А Ниночке было всего 12, да и была она маленькая, щупленькая, ее на работу не брали.
Хозяева дома, в котором она жила, как могли, поддерживали ее, но и у них было не много. И вот однажды дядя Миша, хозяин дома, работавший вместе с женой, тетей Машей, в одном цехе на заводе, пришел радостный и объявил, что он уговорил директора взять Ниночку рабочей на склад в литейный цех.
Работа не тяжелая, нужно только вести книгу прихода-расхода, чему обучиться недолго. А цех выплавлял корпуса для мин. Хорошая работа. Правда, карточка не «горячая», но Бог с ней, им хватит.
А, надо сказать, было их пятеро. Была еще бабушка тоже Мария, и маленький сынишка Валька, которому возрасту было на 21 день больше, чем войне. Смешной был мальчонка, Ниночка любила с ним играть. Только время к играм не располагало.
Ниночка быстро научилась премудростям складского хозяйства, и скоро уже склад без этого маленького воробушка никто и не мог себе представить. Ее все любили. Но время и к любви не располагало.
И вот однажды от голода выпила она тайком стакан технической патоки пополам с землей. Шла та патока на формовку, землю ею скрепляли, чтобы расплавленная сталь форму не разрушала. Ребенок есть ребенок. Но кто-то видел, и донес в НКВД.
И за Ниночкой ночью пришли. У них инструкция такая была, "брать" по ночам, чтобы не сеялась паника. Потому все советские люди, тяжелым трудом что-то там ковавшие, по ночам тряслись от страха, с ужасом услышав мотор приближающейся машины. Жизнь к жизни не располагала.
Тюрьма, суд, приговор. 12 лет лагерей. Ей 12, и дали 12. Жизнь ни к уму, ни к чести, ни к совести не располагала.
Пока Ниночка ожидала этапа в пересыльной тюрьме на Болотной, маленький Валька со своей мамой ночами стоял в очереди с передачей. Потом пришли, а им сказали «не значится». Значит, ушел этап…
Шли годы, Валька вырос, пошел в школу. Был пионером, вместе со всеми начинал каждый новый школьный день с торжественной линейки в актовом зале. Где в центре стоял большой бюст Вождя Всех Времен и Народов товарища Сталина. Они строем ходили вокруг него, хором скандируя: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», а Сталин ласково улыбался им своей гипсовой улыбкой. А потом выходил опер и зачитывал список тех, кто должен выйти из строя. Их уводили, и они больше не появлялись. Шептались, что их отправляли в колонию за воровство.
Потом товарищ Сталин умер. Все плакали, плакал и Валька. Ему казалось, что мир вокруг рушится как на картине про последний день Помпеи, которую он видел в книжке, что брал в детской библиотеке. Только родители дома не плакали и вообще о смерти вождя говорить избегали.
Бюст из актового зала куда-то пропал, и о нем потихоньку забыли. Учебники заменили и вождь стал другой, толстый, лысый, и говорил больше про кукурузу. При нем торжественных линеек не стало, зато стали гонять в колхоз.
В общем, мир не рухнул. Только Валькин приятель Герка Пырьев с соседней Камской улицы из колонии так и не вернулся, говорили, на второй срок пошел…
О Ниночке не то что забыли, нет, память о ней осталась, но думали о ней как о покойной. Писем от нее не было, она была «без права переписки», а это часто означало смерть. Мама Валькина украдкой плакала, отец в таких случаях брал гитару и пел своим прекрасным тенором какую-нибудь печальную песню, и всем становилось немного легче.
А Ниночка оказалась жива.12 лет как смерть, от звонка до звонка. Колыма, лагеря, бараки, стужа и каторжный труд на лесоповале. А в конце срока Ниночку деревом придавило, да так, что ее сактировали, т.е. выпустили как смертельно изувеченную. И через 12 лет она заехала в Иваново по дороге на свою родину.
На память купила Вальке светофильтр ЖС к фотоаппарату "Любитель", и в тот же день уехала. И больше о ней известий не было, как в воду канула.
Вальке уже было 15 лет, но он был такой же глупый, ничего не понимал, что же такое произошло со всеми нами и с милой девочкой Ниночкой, которая стала сгорбленной седой старухой с трясущейся головой. Почему так жестоки, подлы и безжалостны люди, пролезшие во власть? Кто дал им право издеваться так над собственным народом, какая такая существует высшая идея, во имя которой можно стать людоедами, оскотинить собственную страну до такой степени, что в ней стало жить не только страшно, но и стыдно!
Теперь вот понял.
Валентин Спицин.